Александр Градский - Памяти поэта (похороны)

Этот день был по-своему ярок, так же чист, как лежащий в гробу. Трубадуры чехлили гитары, гитаристы трубили в трубу. Два склонились плеча – яму роют. Поздно! Реки назад не текут. Здесь охотно венчают героя, но в могилу сперва упекут. Он лежал, на себя не похожий. Светлый волос за лоб зачесал. Но казалось, что встанет и двинет по роже Тому парню, что нас не пускал. Позади суета и напасти, камни из-за пазухи. И хоть сердце рвалося на части, но глаза были злы и сухи. Не для толку "булгарины" жили, не для света рождается тля. И, как волка, его егеря обложили, для потехи, спокойствия для. Путь тернистый – и загнаны кони. Рвется стремя – не видно гонца. От неистовой этой погони прежде времени гибнут сердца. Бей, бубен, бей! (Голос срывай!) Трубы, яростней играйте! Лей, ливень, лей! Краски смывай! Скрипки, плачьте об утрате! Он стихи свои пел, раздавал полной горстью. Хриплогорлый, в сознанье засел. Он, конечно, был зол, но веселою злостью. Он, конечно, грубил, но не всем. Что туннели – обман и усталость. Лишь в начале был свет, а в конце... В свой бессветный туннель собираясь, Он устроил последний концерт. Ах, какие шикарные сборы! Ах, какой бесполезный успех! Космонавты, студенты, шахтеры, актеры – Он один был опорой для всех. Не хранили мы эту опору – Хрупки стали времен зеркала. Эта яма была телу впору, Но таланту, без спору, мала. Бей, бубен, бей! Голос срывай! Трубы, яростней играйте! Лей, ливень, лей! Краски смывай! Скрипки, плачьте об утрате! Этот день был по-своему ярок, так же чист, как лежащий в гробу. Трубадуры чехлили гитары, гитаристы трубили в трубу. Два склонились плеча – яму роют. Поздно! Реки назад не текут. Здесь охотно венчают героя, но в могилу сперва упекут.